ВУЗы всeгдa oтрaжaли филoсoфский дуx свoeгo врeмeни, нo eсли в прoшлoм oни дeлaли упoр нa критичeскoe мышление и свободу слова, то сегодня по большей части стали рассадником антирационального постмодернизма.

В последние годы в североамериканских университетах и колледжах происходит множество тревожных явлений, большинство из которых связано с охватившей Запад культурой постмодернизма.

В числе основных тенденций этой культуры: пренебрежение к фактам в угоду эмоциям и чувствам, фанатичная борьба с «микроагрессиями”, исступлённое стремление к «защищённым пространствам” (защищённым от других мнений, разумеется, а вовсе не от вражеских ракет или насилия) и пирамида лицемерно гипертрофированного чувства вины. Всё это стало теперь важнейшими составляющими радикальной левой культуры, захватившей кампусы Северной Америки.

И всё это вместе, вкупе с готовностью адептов немедленно обращаться к насилию всякий раз, когда высказывается мнение, противоречащее их мировоззрению, привело в последние годы к возникновению совершенно нового явления — угрозам в адрес приглашаемых лекторов и даже отменам их лекций, часто в результате бурных беспорядков.

Вот лишь несколько, наиболее ярких примеров этого феномена: срыв лекции Бена Шапиро, прерванной с помощью включения пожарной сигнализации (и это, после того, как Университет Беркли потребовал оплату в размере 600 000 долларов за обеспечение безопасности в ходе лекции).

Отмена приглашения Айаан Хирси в Университет Брандейса вследствие угроз и протестов со стороны студентов и исламских организаций, в том числе, CAIR.

Нападение на профессора Колледжа Эвергрин, отказавшегося отсутствовать в ВУЗе в «день без белых”.

И широкомасштабная травля профессора Джордана Питерсона за его критику политкорректности.

Безусловно, университеты не чужды политики. Но следует чётко отделять хорошую политику, от плохой. Увы, есть немало студентов, не делающих этого различия и, похоже, пребывающих в перманентном состоянии протеста.

Хулиганы-плаксы

Многие называют этих вечно протестующих студентов «снежинками” или «нежными цветками”, мол, эмоционально они столь же хрупки и чувствительны. На деле, однако, всё обстоит совершенно иначе. И в прошлом университетские студенты видели насилие в фильмах, переживали расставание с партнёром, сталкивались с мерзостью в интернете, смотрели порнографию, теряли родственников, слушали тревожные новости со всего мира и, тем не менее, всё же как-то умудрялись выжить.

Из лексикона этих самых протестующих, мы хорошо знаем, что многие из них обладают впечатляющим арсеналом проклятий, оскорблений и прочих непристойных ругательств. Хотя, с самого детства и в школе, и дома, и в фильмах Диснея их учили тому, когда уместно использовать подобные слова, а когда нет. Они вправе сердиться, но они уже достаточно взрослые люди, чтобы осознавать то, что они делают.

«Хулиганы-плаксы” — это определение правильно лишь отчасти, поскольку слезы для них — не более чем тактическое средство.

Большинство жалоб, озвучиваемых этими молодыми людьми, высказывается вовсе не с целью решить ту или иную проблему. Нет, всё это бесконечное нытьё служит лишь инструментом в стратегии политики с позиции силы.

Нам всем приходилось переживать подобную динамику в личных отношениях. Как только вы решили, что кто-то вам не нравится, вы сразу можете обнаружить в этом человеке что-то раздражающее. Аналогично, собравшись атаковать врага, вы обязательно отыщите какую-нибудь причину, позволяющую оправдать ваши действия.

Соответственно, тот факт, что их претензии, как правило, нарочито высосаны из пальца или же совершенно невнятны, является вовсе не просчётом с их стороны, но инструментом просчитанной стратегии.

Как с горькой иронией заметил журналист Дэвид Бург: «кампусы представляют собой сегодня театральную мешанину из «1984” и «Повелителя мух”, исполняемую людьми, которым названия этих произведений ничего не говорят”.

Оценка Бурга забавно точна, но вовсе не означает того, что поведение этих хулиганов глупо и не просчитано. Стратегия протестующих как раз в том и состоит, чтобы предъявить абсолютно необоснованные требования, а затем проверить, что из всего этого они сумеют заполучить.

Бездонная прорва

Конечно, студенты — это молодые люди с собственными идеями и инициативами. В то же время, всё ещё находясь в процессе развития и формирования, они подвержены влиянию со стороны специалистов и господствующих ортодоксий. Мы наблюдаем это у студентов, изучающих искусство и театр, воспитывающих в себе творческую самобытность, обретающих свой собственный стиль, или у студентов, обучающихся естественным наукам, страстно развивающим в себе способность выносить объективные суждения о сложных природных явлениях и процессах.

В обоих, указанных выше случаях студенты наделены определённой свободой выбора, самостоятельно решая, к каким академическим специальностям у них больше лежит душа. Вместе с тем, их профессиональное становление происходит под руководством наставников – ведущих избранные ими специальности – профессоров, поощряющих их, демонстрирующих им свой образ мышления и являющихся для них примером для подражания.

То, что мы видим у протестующих студентов, в большинстве своём принадлежащих к гуманитарным и социальным факультетам, является результатом академической субкультуры, выстроенной вокруг враждебности, подпитываемой из бездонной прорвы давно прокисших обид.

Обратите внимание на то, что прогрессисты, постмодернисты и представители других современных левых течений контролируют университеты в течение, по меньшей мере, двух поколений, доминируя также и в системе общественного школьного образования. При этом они хотят, чтобы мы признали и осознали, будто бы сексизм, расизм и прочие патологии господствуют в нашей культуре. Одно из двух, либо интеллектуалы и учебные заведения оказались абсолютно некомпетентны в воспитании американской молодёжи, либо им как раз удалось сформировать значительную часть молодёжи по своим канонам. Нам остаётся лишь допустить оба предположения.

И то, что одна и та же тактика (то есть стремление формировать других в соответствии со своим мировоззрением) реализуется студентами одновременно во многих кампусах, свидетельствует не столько о заговоре, сколько об использовании общего набора идей.

Патологический альтруизм

Одна из основных идей этого набора явно проявляется в характере самих жалоб и претензий: «посочувствуй нам, или же…”. По сути, здесь речь идёт о шантажистах, умело играющих роль жертвы.

Большинство из нас наделено естественным состраданием, пробуждающим в нас стремление помогать тем, кто столкнулся с жизненными сложностями – болезнью, старостью, бедностью или беременностью.

Но это сострадание может оказаться в плену у философии альтруизма, превращаясь в представление о том, что, мол, богатые, могущественные и сильные обязаны жертвовать собой ради бедных, беспомощных и слабых.

Как правило, этот альтруизм сочетается с убеждённостью, будто бы богатые виновны в нищете бедных, могущественные повинны в беззащитности беспомощных, а сильные в ответе за бессилие слабых (что иногда, конечно, так и есть).

Но, когда мы добавляем к этому мировоззрение о том, что, мол, мир разделён на враждующие группы: мужчины против женщин, белые против чёрных, богатые против бедных, евреи против мусульман и т.д. – внутри нас нарастает чувство глубокой солидарности со всеми группами проигравших и не менее глубокое негодование по отношению ко всем преуспевшим группам.

Результатом становится гнев в отношении любого социального неравенства, вне зависимости от того, оправдано оно или нет, и ощущение морального права делать всё, что угодно в интересах слабых. Следовательно, если сильные не готовы на добровольное самопожертвование в пользу слабых, если они не готовы поставить искупление вины за беды, нанесённые слабым на первое место в порядке своих приоритетов, значит, они должны быть наказаны. И следует заставить их выполнять свои обязанности силой.

Так, на основании убеждённости в том, что во имя слабых дозволено всё, альтруизм превращается в грозное оружие. С точки зрения психологии, это одна из форм того, что профессор Барбара Окли назвала «патологическим альтруизмом”. И это то, от чего предостерегал нас французский философ Андре Глюксман, говоря о том, «как легко реализовывать свою страсть к справедливости и революции, используя недостойные средства”.

Философская модель

Одним словом, то, что мы теперь наблюдаем на территории кампусов, есть не что иное, как прикладная философия. Студенты перенимают теорию у профессоров через сотни предметов на десятках курсов, а затем реализуют её на практике, университеты же, по сути, функционируют, как лаборатории для экспериментов по философии.

Так было и раньше. Исторически университеты являлись моделью для преобладающих философий своего времени. В средние века университеты представляли собой институализацию традиционной власти, директивного преподавания, вдалбливания и зубрёжки.

Со временем они эволюционировали в сторону гуманистической модели либерального образования с упором на критическое мышлении, свободу выражения мнений и признание личных заслуг по принципу: «дай лучшему из аргументов победить, независимо от того, кто его высказал”. Теперь же мы видим переход к антирациональному постмодернизму и политики группового противостояния с позиции силы, когда в течение одного поколения выражение «говори власти истину” эволюционировало в «борьбе за власть плевать на истину”.

За год до студенческих беспорядков во Франции блистательный постмодернист Жак Деррида предостерегал нас не быть среди тех, кто «отводит глаза в сторону, когда сталкивается с тем, что ещё нельзя назвать по имени, что декларирует своё появление и намерено этого добиться… чудовищное, бесформенное, немое, младенческое и ужасающее”.

Битва за душу университета кипит, и главы ВУЗов прояснили свои принципы определённо и чётко.

(Перевод Александра Непомнящего)

Источник на иврите: MIDA

Источник: «Еврейский мир»

Автор: Cтивен Хикс