Этого не может быть

Тeмa oчeркa пoявилaсь пoслe рaзгoвoрa с мoскoвским приятeлeм, Рувимoм Aбрaмoвичeм Рабиновичем. У приятеля другие ФИО, но столь же характерные для носителя “пятого пункта”. Причём, в отличие от некоторых из нас, Рувим никогда не мимикрировал, не переделывал Абрамовича на Александровича, а Рувима на Романа. Подчёркиваю этот момент, так как приятель сказал, что никогда (никогда!) ни в малейшей степени не испытывал антисемитизма. При этом жил приятель не на небесах, а в столице нашей Родины, окончил обычную школу, служил в армии, работал слесарем на заводе. В 23 (!) года он поступил в музыкальную школу по классу домры (для еврея редкий инструмент), окончил музыкальное училище и много лет проработал педагогом музыкальной школы. Среди его учеников-домристов, прекрасные музыканты, лауреаты международных конкурсов.

Знаю Рувима как человека кристальной честности и, вообще, как фантастического обладателя качеств, которыми должны были бы обладать герои не менее фантастического морального Кодекса Строителей Коммунизма. Заподозрить его в неискренности не могу. Но как это могло случиться, не могу понять тоже: “Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда.” Размышляю об этой несуразице и чёрно-болезненными кошмарами всплывают в памяти один за одним сюжеты из моей жизни. О некоторых я уже писал, поэтому расскажу кратко, схематично наметив суть.

Сразу видно жиды

Мне было четыре года. Я шёл по Москве со старенькой бабушкой. Нас обогнал высокий, грузный мужчина (или тогда он мне таким показался), обернулся, оглядел меня и бабушку и сказал с такой злобой и с такой глубоко выношенной ненавистью, что я, малыш, запомнил эту сцену на всю жизнь: “Так медленно идут… Сразу видно жиды…”

Живи пока, жидёнок

Мне лет пять-шесть. Я катался на коньках во дворе, очень замёрз, но боялся один подниматься по тёмной, железной лестнице, под которой, как говорила старшая сестра, (возможно, так оно и было) водились крысы. Домой шёл сосед по коммуналке, пьяница и антисемит, дядя Вася. Иногда он ночью стучался к нам в дверь и кричал: “Убью, жиды”. Однажды, когда мне было уже лет 10, он ломился с топором и мы с той же старенькой бабушкой зимой, без пальто, выпрыгнули из окна в сугроб со второго этажа. Были и другие юдофобские “подвиги”, за которые два раза родители сажали дядю Васю в тюрьму…

Я увязался за ним. Под лестницей сосед неожиданно присел на корточки, взял шарф за концы и затянул так крепко, что стало трудно дышать. Он глядел мне в глаза и наслаждался ужасом ребёнка. Сверху раздались шаги. Сосед больно щёлкнул меня в лоб: “Живи пока, жидёнок” и отпустил концы шарфа. Потом несколько месяцев я сильно заикался, а рецидивы заикания, когда сильно волнуюсь, возвращаются до сих пор.

Врачи-убийцы

В марте 1951 года я шёл с нотной папкой из музыкальной школы. Когда вошёл в наш большой, многолюдный двор в центре Москвы, то испугался. Очень испугался. Почти все находящиеся во дворе дети и взрослые стали бросать в меня снежки. Это не было похоже на игру. Бросали молчаливо, озлобленно, изо всех сил, стараясь попасть в лицо. Снег был замёрзший, почти лёд и было больно. Я побежал… Дома рассказал бабушке и она, ничего толком не объяснив, сказала, что сегодня лучше не ходить гулять. Я газет не читал, политикой не интересовался и только вечером узнал от сестры о “врачах-убийцах”…

Ты должен гордиться

В 15 лет поступил в музыкальное училище им. Гнесиных и пришёл в канцелярию, чтобы получить справку об этом для поступления в 10 класс вечерней школы. Выдававший справку работник канцелярии, майор в отставке (позже он преподавал у нас военное дело) сказал, покровительственно похлопывая меня по плечу: “Ты еврей и должен гордиться, что тебя приняли в такое училище…”

Неблагоприятная генетическая информация

После института пришёл в НИИ Психологии, так как хотел поступить в заочную аспирантуру. Учёный секретарь института, доктор наук, стал давать задания и я писал рефераты на разные психологические темы. Отзывы были хорошие. Однажды, сдавая очередной реферат, спросил секретаря могу ли я сдать кандидатские экзамены по английскому, который я знал прилично. Он был недоволен вопросом и сказал запомнившуюся фразу: “Вы торопитесь, Лев и я знаю почему. У Вас неблагоприятная генетическая информация”. Так секретарь-антисемит интеллигентно сформулировал свои юдофобские взгляды.

Евреи богатые, им не надо работать

В Германии играл с болгарским скрипачом в ресторане пятизвёздочного отеля “Маритим”.

Сыграли “Хава-Нагила”. Около рояля сидела молодёжная компания из Мюнхена. Когда мы окончили, сидевший в торце стола пьяный немец лет 30-ти, спросил громко: “Вы что, евреи, раз играете еврейскую музыку?” Скрипач вежливо ответил: “Я болгарин, а пианист — еврей”. Немец продолжал кричать: “Если он еврей, то зачем работает? Евреи богатые, им не надо работать”. И что-то ещё злобно-юдофобское в таком же духе. К антисемиту подошёл официант и пригрозил, что вызовет полицию. Компания покинула зал.

Послесловие

Разумеется, антисемитских эпизодов в моей жизни было больше. Размышляя о феномене Рувима, который никогда с антисемитизмом не сталикивался, спрашиваю себя: “Может быть он смотрит на все эти эпизоды, избежать которых еврею, практически, было в бывшем Союзе невозможно, другими глазами? Может, у меня слишком тонкая чувствительность, а приятель просто не обращает на них внимания, как мы иногда не обращаем внимания на плохую погоду? Может, мне тоже надо поучиться у него юдофобские проявления игнорировать, не замечать, как говорится “пропускать мимо ушей”? Вряд ли смогу этому научиться. Мне понятней и ближе реакция другого московского приятеля, который на любые антисемитские оскорбления сразу, не задумываясь о последствиях, бил в морду. Хотя, признаюсь, на такой поступок у меня никогда не хватало смелости…

Источник: «МАСТЕРСКАЯ»

Автор: Лев Мадорский