Умeр Игoрь Фeсунeнкo.

Oн был мoщным журнaлистoм. Кaк в те времена говорили, журналист-международник. Работал в Южной Америке, Португалии, Италии.

У Фесуненко был свой неповторимый стиль. И в манере разговора, и в поиске тем. Он слушался взахлеб: спокойный, домашний, голос, без поучения.

Для меня Игорь Фесуненко стал человеком, во многом определившим любовь к футболу, к Бразилии, к футболу этой страны.

«Архибанкада» (верхняя часть трибун на бразильских стадионах, где рассаживали бедняков-фанатов футбола), «торсида» (название болельщиков Бразилии», «кафезиньо» (кофе), «бола» (мяч) — эти слова я воспринимал в далеком детстве как сказку.

Фесуненко навсегда влюбил меня в Пеле, в Герсона. И особенно — в радость бразильского футбола, Манэ, Гарринчу.

Этот рассказ про умершего в нищете Манэ, бедняка, кривоножку, пьяницу, бабника и гения футбола, крутившему на правом фланге позвонки защитникам, на квадратных сантиметрах, до сих пор помню чуть ли не наизусть.

«Жоан Салданья (один из самых популярных бразильских тренеров в Бразилии, журналист, между прочим) вспоминает, как однажды в одном из бесчисленных путешествий «Ботафого», ожидавшего очередного матча где-то в маленьком провинциальном городке Бразилии, стояли они с Гарринчей у окна отеля. На другой стороне пыльной улочки было два ботекина — так называются в Бразилии небольшие бары. Один с утра до вечера был заполнен людьми, другой пустовал. Печальный буфетчик перетирал в тысячный раз стаканы, смахивал пыль со столиков, но народ почему-то не шёл к нему, и все тут! Люди предпочитали толкаться в переполненном ботекине соседа. Трудно объяснить почему. Традиция какая-то или каприз, кто знает… Маноэл, задумавшись, долго смотрел на одинокого хозяина бара и потом вдруг повернулся к Салданье и сказал:

— Сеу Жоан, я спущусь на минутку вниз, можно?

Он спустился по скрипучим ступенькам лестницы, вышел из подъезда и вразвалочку пошёл на другую сторону улицы. На ту, где находились бары. В переполненном баре все замерли с открытыми ртами и смотрели на Гарринчу, на легендарного би-кампеона, прибывшего вместе с «Ботафого» в этот городок на одну игру, которая должна была состояться завтра днём. Разумеется, весь город жил матчем, и вся эта веселая компания только что говорила об игре. И кто-нибудь наверняка жаловался, что футболистов держат в отеле, никого туда не впускают и нельзя никак увидать великого Диди или Гарринчу. И в этот самый момент… Вот он, как в сказке: Гарринча! Идет не торопясь… Гарринча, величайший футболист мира!

А Маноэл подошёл к переполненному бару, остановился, обвел неторопливым взглядом обалдевших от неожиданности посетителей и… не вошёл. Сделал финт: прошёл ещё два шага и вошел в ботекин, где сидел одинокий печальный хозяин. Тот вскочил, онемел от неожиданности и выронил полотенце. Гарринча попросил «кафезиньо», выпил, расплатился, похлопал хозяина по плечу и вышел, ни слова не говоря.

«Через пять минут, — вспоминает Жоан Салданья, — этот бар был битком набит сбегающимися с разных сторон людьми, и хозяин с помощью добровольцев дрожащими руками прикреплял над стойкой к стене стул, на котором только что сидел Гарринча, и чашку, из которой он пил кофе… Старику отныне была уготована безбедная старость. И Гарринча, снова подойдя к окну и глядя на эту сцену, сказал:

— Так-то оно справедливее будет, не правда ли, сеу Жоан?»

Фесуненко блестяще разбирался во всем, о чем говорил и о чем писал. Он был элитой советской журналистики, и попал туда благодаря огромному таланту. А попав, постоянно шлифовал грани щедро выделенного судьбой дара.

Увы, Бразилия ныне не та. И футбол бразильский, увы, не тот. Там перестали рождаться Пеле и Гарринчи. Там больше не делают игроков уровня Герсона, про которого в 1969 году прибывшие снимать фильм о сборной Бразилии японцы с непередаваемым удивлением говорили: «Чем больше мы смотрим на ваших футболистов, тем непонятнее становится ваш футбол. Вот, например, Жерсон… Во всех футбольных учебниках пишут, что игрок должен быстро бегать, не передерживать мяч, одинаково хорошо играть обеими ногами. А Жерсон бегает очень медленно, все время передерживает мяч, играет только одной левой ногой, а в итоге — это самый лучший игрок, какого нам доводилось видеть».

Футбол в Бразилии перестал быть отдушиной народной, он стал большим и очень прибыльным бизнесом.

Но я до сих пор пребываю в ошибочном убеждении, что футбол бразильский перестал быть настоящим бразильским футболом, потому что о нем уже не пишет Игорь Фесуненко.

И — больше уже не напишет князь Игорь, подаривший мне футбольную Бразилию, один из самых дорогих подарков в моей жизни.